Кинойога: смерть и возрождение
барона Мюнхгаузена

Список фильмов для этой цели и дальнейшего обсуждения Тэв Спаркс предлагает в своей книге «Кинойога», но они преимущественно американского производства (что вполне логично, принимая во внимание постоянное место жительства автора) и далеко не всегда известны нашему зрителю. Однако благодаря универсальности метода кинойоги мы решили применить его к ряду полюбившихся нам фильмов советского производства, вряд ли знакомых Спарксу, зато хорошо известных нашему зрителю.

В рамках метафоры «путешествия героя», на котором базируется кинойога, мы рассмотрим образ и путь барона Мюнхгаузена – персонажа книги Рудольфа Эриха Распе «Приключения барона Мюнхгаузена», в частности, в трактовке, предложенной в картине режиссера Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен». Он снял ее в 1979 году по одноименной пьесе Григория Горина, написанной с глубоким философским пониманием жизни и сильным сарказмом.

Барон Карл Фридрих Иероним Мюнхгаузен (наверное, самая знаковая роль Олега Янковского) благоденствует в «зоне безопасности» (БПМ-I по Станиславу Грофу), живя в мире своих фантазий в родовом замке с возлюбленной Мартой (Елена Коренева), слугой Томасом (Юрий Катин-Ярцев) и несколькими музыкантами – они исполняют глубоко западающие в душу мелодии Алексея Рыбникова, неизменный атрибут пьес Горина, задающие настроение для той или иной сцены.

Второй главный герой – Алексей Федяшев (Александр Михайлов), провинциальный помещик, сбежавший от света в глушь и занятый мечтаниями об идеале любви, – полная противоположность графу. «Зона безопасности» (БПМ-I), которую представляет для него уездная усадьба его тетушки, ему обрыдла, превратившись в настоящую «зону ловушки». Он бы и рад вырваться оттуда, но не имеет никакой возможности, отчего, собственно, и чахнет, и заболевает (скорее душевно, нежели физически). В момент этого кризиса палочкой-выручалочкой для Алексея становится доктор (Леонид Броневой) – кладезь народной мудрости и здравомыслия: он вскользь упоминает о господине Калиостро, который «много шуму в Петербурге навел…» и, как оказалось, находится в тридцати верстах от поместья «в Васильевской гостинице сидит, клопов кормит». После этих слов доктора мы наблюдаем у Федяшева эффект моментального выздоровления – он по-настоящему ожил, забыл о недавней ипохондрии и простуде и велел седлать коня. Несмотря на всяческие протесты со стороны своей тетушки Федосьи Ивановны (Татьяна Пельтцер), он буквально рождается, выпрыгивая в спасительное окно, вскакивает на коня и устремляется вперед – в свое путешествие навстречу неизведанному, переходя в «зону войны», которая для него только начинается.

Барону, который живет в своем собственном мире и руководствуется своими собственными правилами, все же приходится обращаться к обществу за решением своих проблем, таких, как подписание прошения о разводе или венчание с возлюбленной. Но при этом он навязывает окружающим свои представления о мироустройстве, искренне веря в то, что доносит до них правду и, тем самым, приносит счастье. С другой точки зрения, барон ведет себя эгоистически и, как маленький ребенок, требует, чтобы все слепо следовали его «светлым» идеям, а до заведенных в обществе порядков и устоев ему нет никакого дела.

Бракоразводный процесс, который после подписания прошения герцогом стал простой формальностью, из-за неудержимого желания барона доискиваться правды и обязательно сообщать о результатах всем окружающим, грозил обернуться крахом. И тут своим объявлением о новом дне, 32-м мая, барон сам загнал себя в пресловутую «зону ловушки» (БПМ-II), о которой говорит кинойога. Для того чтобы получить развод и жениться на Марте, Мюнхгаузену надлежит отречься от всех своих историй, то есть, по сути, утратить свою личность (как заметили бы современные психологи: ложное «Я», эго, маску, но барон-то рассуждал иначе), самого себя, умереть как барон Мюнхгаузен и превратиться в обычного человека – садовника Мюллера, коих в Германии великое множество. Как раз оранжерея, где он выращивает цветы на продажу, замечательно иллюстрирует ловушку, в которой барон очутился. Он просуществовал в ней три года и выбраться оттуда ему было бы крайне непросто. Но, к счастью, у барона был друг, который пробудил его к жизни и вызвал в нем желание вернуться к себе настоящему. Это его бывший слуга Томас, зашедший навестить барона и заставший его в довольно плачевном состоянии: от Мюнхгаузена ушла Марта, и, живя в оранжерее, он уже немного уподобился овощу.

Подвигнутый своим старым слугой, барон разрушает оранжерею, смывает с себя серую личину Мюллера и возрождается к тому самому, знаменитому своими историями, барону Мюнхгаузену. Однако, чтобы вернуть Марту, ему необходимо возродиться и в обществе, которое, считая барона умершим, даже поставило ему памятник. Конечно, общество не готово к столь радикальным переменам. «Завтра годовщина твоей смерти. Ты что, хочешь испортить нам праздник?» – восклицает возмущенная баронесса-правообладатель, причем делает это дважды по ходу действия.

И тут возникает очередная «зона ловушки» – тюрьма, куда барона бросают, обвинив в самозванстве. Этому, как ни странно, содействует другой его друг – бургомистр (Игорь Кваша), который, впрочем, на протяжении всего фильма всячески защищал и поддерживал Мюнхгаузена во всех чудачествах и выходках и благодаря которому сглаживались все острые углы во взаимоотношениях барона с обществом. Видимо, бургомистр был менее всего готов к внезапному «воскрешению» барона.

В качестве судебного эксперимента, представляющего долгожданную «зону войны» (БПМ-III), так и не состоявшуюся с Англией и при разводе, барон должен повторить один из своих славных подвигов: полететь на ядре, выпаленном из пушки, на Луну, что в различных психологических интерпретациях символизирует зачатие, а следовательно – повторное попадание в «зону безопасности» (БПМ-I), а не в «зону свободы» (БПМ-IV). При этом свободу быть самим собой, свое имя барон сохраняет: «Да поймите же, барон Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем, что не врет». Но в этом случае свободу можно понимать и как свободу от матрицы смерти-рождения, бесконечной череды реинкарнаций, как выход за пределы той лестницы на небо, по которой взбирается барон. С одной стороны, эта лестница напоминает спираль ДНК, а с другой – лестницу Иакова, за которой следует соединение со своей Самостью, Высшим Я или Творцом, как это состояние названо в разных традициях.

Фигура того самого Мюнхгаузена стала настолько культовой, что Олегу Янковскому именно в этом сценическом образе поставили памятник в Саратове. Но как бы мы ни пытались вписать его в логические схемы той или иной теории, он все равно окажется за ее рамками. И, словно пророчество, актуальное сегодня и во все времена, звучит его сакраментальная фраза-завещание: «Умное лицо – это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа!»